Ляля, 60 - 17 декабря 2009 22:52

ЧАСТЬ 16

ПИОНЕРКА И СЕМЬ ГНОМОВ

Олег был первым взрослым, образованным, талантливым другом, творческой профессии. Да ещё красивый, сексуальный и обворожительный. Он занимался восточными единоборствами, каждый день мылся и намазывался кедровым маслом, водился с лешими, ведьмаками, экстрасенсами, цыганами, политиками, артистами, гомосексуалистами, людьми преклонных лет и очень красивыми манерными дамами своего возраста. Вся эта шушера по шесть, восемь человек собиралась в крохотной тёмной комнатке заставленной картинами, низким потолком с топчаном, столом и тремя стульями. В основном мужики. Дам Олег принимал тет а тет.

В этой компании у меня двадцатилетней был волнующий сердца седых мужей имидж Лолиты, бабочки, неземного существа. Они смотрели на меня, как на мираж богини любви, эротики и секса. От восторга, что они каждый день могут проводить в обществе юной, нежной девушки, которая с удовольствием трахается, да ещё с их ровесником, философствует, участвует в беседе, они столбенели и не могли связать двух слов. Воображение рвало их сердца на части. Связь наша выглядела крайне неприличной. Олегу было лет сорок шесть. Гостям и того больше, под шестьдесят. Олег подогревал ситуацию бесцеремонным обращением со мной. Во время спора о смысле жизни с занятными, но непривлекательными дядечками, он мог посадить меня на колени, залезть под юбку, снять трусы и безобразничать, продолжая оживлённую беседу с друзьями. Я, нахалка, улыбалась, как ни в чём не бывало и смотрела на мужчин ясными, спокойными очами. Одному однажды плохо стало, скорую вызывали.

Вечером разгорался спор между моими гномами, кто пойдёт провожать меня в Мытищи. Олегу это запретили делать, поскольку все решили, что ему счастья и так достаточно, нужно совесть иметь. Взрослый провожатый сиял, покупал мимозу, читал стихи, прыгал, пел, падал на колени, вальсировал. Объяснялся в любви, философствовал, говорил о личных достижениях, добре, искусстве, рассуждал о строении мира и устройстве людей. К Мытищам разговоры склонялись всё больше к сексу, ко мне, к моим интимным качествам, запахам, изяществе и прочей белиберде. Накал страсти поклонника к подъезду моего дома достигал апогея и я быстро смывалась в лифт.

Я стала поздно приходить домой и после операции, неудавшейся свадьбы это окончательно добило родителей, они стали невыносимы. Я зондировала Олега на предмет совместной жизни, но понимала, что помру в таких условиях послезавтра. Случайно нашёлся выход. Дело было к лету, и я уговорила папу отправить меня в лагерь вожатой от своего института на три месяца.

В день отъезда я с другом вторым вожатым нашего отряда тоненькая, маленькая, ручки спички, ножки лучины, голова размером с апельсин, как двенадцатилетняя в пионерской форме с алым галстуком и значком Ленина на груди ворвалась утром к Олегу, три раза отдалась во все отверстия, четыре раза облизала кое что на манер «северного сияния» и «глубокого горла», выпорола, обожгла свечой, оттрахала куда позволил искусственным фаллосом, да так, что он до сих пор вспоминает, поправила пионерский галстук, дунула в чёлку, сунула фаллос в карман и упорхнула на новую работу. Второй вожатый Егор в это время стоял во дворе и, кажется, подглядывал в полуподвальное окошко.

В лагерь я поехала вожатой первого отряда, но вернулась после первой смены в начале лета. Педсовет с треском, с позором, с письмом в папин институт выгнал меня с работы за аморальное поведение, дурной пример советской пионерке и развращение малолетних детей.