Татьяна, 49 - 18 мая 2012 17:32

Она не любила свой happy birthday, подземку и слишком горячий чай.
Давно не мечтала податься в звёзды, довольствуясь рамками [здесь; сейчас].
Как будто, когда тебе скоро тридцать, уже не до бабочек в животе,
И глупо за счастье костьми ложиться, ведь толком не знаешь, чего хотеть.
С ней дружбу водила смешная белка (из парка у дома) и рыжий кот.
Огромное горе – разбить тарелку! Событие века – забыть пин-код!
А выбор помады настолько труден, что всякий раз выжата, как лимон.
Стирала в разбитом корыте будней судьбы своей ситцевый балахон.
Но он приезжал к ней (с цветами, трезвый), и было им больше, чем хорошо.
И вечные бабушки у подъезда гадали: ну, что же он в ней нашёл?
С него можно было писать картину: «как надо уметь не любить себя».Он слишком устал приходить с повинной; такие, как он, все давно сидят
На чём-то ли, где-то ли – суть не важно. Что переживать, если всё пройдёт?
Он яростно – парусником бумажным – вмерзал в стылой жизни полярный лёд,
Оставив надолго мечты и цели о счастье без марок и порошков.
Уверенный, что жизнь его процедит до шеи в верёвочное ушко.
На голые стены бросался всуе, считал многоточия и тире,
И был не из тех, кто легко пасует, спасаясь от мира в монастыре.
Она в него падала, будто в бездну, и с сердца его обдирала шлак.
А вечные бабушки у подъезда гадали: ну, что она в нём нашла?
В обычном бюро далеко отсюда у подслеповатой уже свечи
Сидел одинокий закройщик чуда, предвидящий следствия без причин,
Сидел – две души разложив в ладони, сшивал их краями, ровняя шов,
Хоть, словно те бабушки, сам не понял: и что же такого он в них нашёл?

• 
• 
•